Из дневника Корнея Чуковского
8 июня 1914 г.
Пришли Шкловские - племянники Дионео, Виктор похож на Лермонтова - по определению Репина. А брат - хоть и из евреев - страшно религиозен, преподает в духовной академии французский яз. - и весь склад имеет семинарский. Даже фразы семинарские: "Идеализация бывает отрицательная и положительная. У этого автора отрицательная идеализации". А фамилия: Шкловский! Был Шапиро: густой бас, толстоносый, потекший. Все о кооперации, о трамваях в Париже. Б.А. Садовской очень симпатичен, архаичен, первого человека вижу, у которого и вправду есть в душе старинный склад, поэзия дворянства. Но вес это мелко, куцо, без философии. Была Нимфа и в первый раз Молчанова, незаконная дочь Савиной, кажется? Пришел Репин. Я стал читать стихи Городецкого - ярило - ярился, которые Репину нравились, вдруг он рассвирепел:
- Чепуха! это теперь мода, думают, что прежние женщины были так же развратны, как они! Нет, древние женщины были целомудреннее нас. Почему-то воображают их такими же проститутками.
И, уже уходя от нас, кричал Нимфе:
- Те женщины не были так развратны, как иы.
- То есть, как это вы?
- Вы, вы...
Потом спохватился: - Не только вы, но и все мы.
Перед этим я читал Достоевского и "Крокодил", и Репин фыркал, прервал и стал браниться: бездарно, не смешно. Вы меня хоть щекочите, не засмеюсь, это ничтожно, отвратительно.
И перевернул к стене диван.
Завтра еду к Андрееву. Уложил чемодан.
15 июня 1914 г.
Сегодня И. Е. пришел к нам серый, без улыбок. Очень взволнованны, ждал телеграммы. Послал за телеграммой на станцию Кузьму - велел на лошади, а Кузьма сдуру пешком. Не мог усидеть, я предложил пойти навстречу. - Ну что… не нужно... еще разминемся, - но через минуту: - Хорошо, пойдем…
Мы пошли, - и И.Е. очень волнуясь, вглядывался и дорогу, не идет ли Кузьма. - Идет! Отчего так медленно? - Кузьма по-солдатски с бумажкой в руке. И. Е, взял бумагу: там написано Logarno (sic!) подана в 1 час дня, 28 June. Peintre Elias Repin. Nordman Mourante Suisse, Fornas*, бывший учитель французского языка в русскиой гимназии.
Умирает? Ни одного слова печали, но лицо совсем потухло, стало мертвое. Так мы стояли у забора, молча. "Но что значит fornow? Пойдем, у вас есть словарь?" Рылись в словаре - "Какие у вас прекрасные яблоки. Прошлогодние, а как сохранились". Видимо, себя взбадривал. Кроме Бориса Садовского и Шкловского у нас не было никого. Дора. С паспортом у И. Е, странная канитель: он послан Васю в Териоки за благонадежностью, там сказали: не надо. Он послал в Куоккала: сказали; не надо. Но когда Крачковский, по поручению И. Е., явился в канцелярию градоначальника за паспортом, ему сказали; без бумаги из Куоккала не выдадим. Словом, уже вторая неделя, что Репин не может достать себе паспорта. Пошли наверх, я стал читать басни Крылова, Садовской сказал: вот великий поэт! А Репин вспомнил, что И.С. Тургенев отрицал в Крылове всякую поэзию. Потом мы с Садовским читали пьесу Садовского "Мальтийский Рыцарь", и Репину очень нравилась, особенно вторая часть. Я подсунул ему альбомчик, и он нарисовал пером и визитной карточкой, обмакиваемой в чернила, - Шкловского и Садовского. Потом мы в театр, где Гибшман - о папе и султане, футбол в публике, и частушка, спетая хором, с припевом:
Я лимон рвала,
Лимонад пила,
В лимонадке я жила.
Певцы загримированы фабричными, очень хорошо. Жена Блока, дочь Менделеева, не пела, а кричала, по-бабьи, выходило очень хорошо, до ужаса. Вообще было что-то из Достоевского в этой ужасной лимонадке, похоже на мухоедство, - и какой лимон рвать она могла в России, где лимоны? Но неукоснительно, безжалостно, с голосом отчаяния и покорности Року эти бледные мастеровые и девки фабричные выкрикивали: - Я лимон рвала.
Погода - на обратном пути сверхъестественная, разные облака, всех сортов, каждое дерево торжественно и разумно, - все разные - и, придя домой, Маша писала странное, о Евг. Оскаровне, Наталье Борисовне, Розе Мордухович.
Живали Н.Б.?
Сегодня 15-го я был у И. Е., он уже уехал в Пб. в 8 час.
У Шкловского украли лодку, перекрасили, сломали весла. Он спал на берегу, наконец нашел лодку и уехал в Дюны.
Дети учат немецкие дни недели. - Обоим трудно- Mittwoch.
* 28 июня. Художнику Илье Репину Нордман умирает и Швейцарии, Форнас (фр).
1 апреля 1920 г.
Вот мне и 38 лет! Уже два часа. Составляю каталог Детских Книг для Гржебина - и жду подарков. Вечер. Днем спал под чтение Бобы (Боба читал Сэттона Томсона), и мое старое, старое, старое сердце болело не так сильно. Отдохнуло. Потом пили чай с дивным пирогом: изюм, корица, миндалин. Вычислили: изюм - из Студии, корица - из Горохра, патока - из Балтфлота и т. д.
Словом, для того, чтобы испечь раз в год пирог, нужно служить в пяти учреждениях. Я спросил как-то у Блока, почему он посвятил свое стихотворение
Шар раскаленный золотой, -
Борису Садовскому, которому он так чужд. Он помолчал и ответил: - Садовской попросил, чтобы я посвятил ему, нельзя было отказать.
Обычный пассивизм Блока. "Что быть должно, то быть должно". "И приходилось их ставить на стол".